Автор: Я
Категория: РПС
Рейтинг: PG-15
Пейринг: Гейл/Рэнди
День рождения
Я сегодня купил сыр Бри, бутылку Бордо и дюжину шоколадных эклеров. Нет, я не жду гостей, сегодняшний вечер я проведу в одиночестве. Просто сегодня я буду звонить ему. В последний раз мы разговаривали восемь месяцев и восемь дней назад, я это знаю, не потому, что веду график наших разговоров, просто столько дней отделяют наши дни рождения. В тот раз он позвонил вечером и был самым последним из поздравляющих. Помню, я так крепко прижимал трубку к уху, что у меня ещё долго после разговора хранился след телефона на щеке. Я так боялся пропустить хоть звук, вздох, что, кажется, слышал, как бьётся его сердце.
Он просто произнёс пару предложений. Сказал, что видел в интернете мои фотки с Брайаном, что рад за меня, пожелал мне счастья и отключил телефон.
В тот вечер я захлёбывался в слезах. Я проклинал его последними словами, я ненавидел свою жалкую жизнь и тот случай, что свёл меня с этим человеком. Никогда не думал, что буду убиваться по какому-то хрену, буду ждать его звонка, выуживать в интернете сплетни о его жизни, буду читать белиберду выдуманную его придурковатыми фанатками, мучиться неизвестностью и невозможностью узнать всё из первых рук.
Итак, у него сегодня праздник, насколько я знаю, у него будет куча друзей и много выпивки, но среди этой шумихи и гама, я надеюсь, что он, всё-таки, как и я ждёт этого звонка.
Я сервирую стол, включаю плеер, зажигаю свечи, я готов. Устроившись по удобнее, я наполняю бокал, сегодня я пью за его здоровье. Смотрю на часы, высчитывая разницу во времени, всё, пора…
Я набираю знакомые цифры, хотя номер вбит в память телефона, вслушиваюсь в гудки. Пять…
Он не берёт трубку… Восемь... Наверное, всё зря…. Двенадцать... До каких пор я буду ждать… Семнадцать… Надо же и гордость иметь ... Двадцать два…
Я нажимаю отбой, не выпуская трубки из рук, пытаюсь представить, что происходит в другом конце страны. Он не слышит гудка? Игнорирует мой звонок? Он ранен, навернулся с байка? Меня всегда пугала его маниакальная тяга к мотоциклам. Под сердцем закололо, стало тяжело дышать, ужас накрыл тело ледяным панцирем. Ругая свою мнительность, называя себя грёбаной домохозяйкой, насмотревшейся глупых фильмов, начинаю трясущейся рукой, сбиваясь, давить на кнопки телефона . Сейчас хочу только одного, услышать его голос…
Всё, пусто, ноль, зеро, его нет, больше нет для меня.
Я ищу телефоны его друзей, мы одно время тусовались вместе, и тут же бросаю эту идею. Как мне объясняться с ними? Что спрашивать? С какой нужды затевать переполох? Кто я ему?
Неизвестность, неизвестность… Я мечусь по квартире, почему-то прислушиваюсь к шагам на лестнице. Отправляюсь в кухню, выглядываю в окно…. Он знал, что я буду звонить, это наш ритуал, наше обещание друг другу. Что-то случилось, определённо случилось с ним. Опять давлю кнопки, жду гудков. Решение приходит после шестого гудка. Я еду. Невозможность поделиться с кем-то угнетает, но мысль работает верно. Перезваниваю администратору, вру про семейные обстоятельства, на ходу закидываю в рюкзак пару белья, пересчитываю наличность, боже как мало, но меня уже не остановить. В голове проносятся мириады мыслей, но я ловлю только одну, мне надо к нему. Я не буду ничего говорить, только знать, что всё в порядке, что жив, что есть…
Я читаю про себя молитву, пока обуваю туфли, тихо радуюсь, что я один, заношу ключ от квартиры соседям, объясняя по ходу, что отлучусь на несколько дней.
Я уже в пути. Через час самолёт, через три я на месте. Начинаю успокаиваться, я ближе к цели, но в самолёте всё начинается сначала, дрожь аэробуса при взлёте передаётся мне, и меня трясёт весь перелёт. Ко мне дважды подходит стюард и спрашивает, всё ли у меня в порядке, и если раньше я бы подумал, что он флиртует со мной, то теперь был уверен, я болен. Копаюсь в сумке в поисках лекарств, только от головной боли. Мне надо расслабиться, нельзя быть такому взвинченному, я ещё не знаю, что меня ожидает впереди. Надо взять себя в руки, с этой мыслью я проваливаюсь в спасительный сон до самого ЛА.
Открываю глаза, надо мной всё тот же стюард, просит пристегнуть ремень, идём на посадку. Как-то странно смотрит на меня, неужели узнал? Пытаюсь представить, как выгляжу, всклокоченные длинные волосы, свалявшиеся в гнездо на затылке, совершенно обычная рубашка с майкой под ней, один из тысяч обычных граждан. На всякий случай прикрываю чёлкой глаза, достаю очки. После сна стало как-то спокойнее, перевожу стрелки часов на три часа обратно, оказалось, что вышел из дома и уже в ЛА. Называю таксисту адрес, больше не звоню. Теперь незачем… Боже, это как déjà vuо, я совершенно не чувствую себя чужим, еду как к себе домой. Час по автобану, час по городу, я приеду поздней ночью. Опять успокаиваю себя, я всё прощу, лишь бы был жив, и я убью его, если он жив…
Приехал, ворота не закрыты, свободно прохожу к дому. Ухоженный газон, подстриженные кусты, ни каких следов запустения.
Дверь в дом тоже не заперта. Сердце, стиснутое предчувствием, начинает стучать, пропуская удары.
- Гейл,- зову я и сам не слышу собственного голоса.
- Гейл,- пытаюсь позвать громче, прохожу в гостиную, никаких следов вечеринки, повсюду валяются скомканные бумажные полотенца. Меня начинает трясти, на негнущихся ногах поднимаюсь к нему в спальню. Вот он. Лежит на кровати, с головой укрытый одеялом, подхожу ближе, я совсем не слышу его дыхания. Пытаюсь стянуть одеяло с лица, и слышу тихий стон. Жив.
Постель дышит нестерпимым жаром, я тихо зову его по имени, он не открывает глаз, тяжело дышит. Волосы тонкими прядями прилипли ко лбу, тёмные ресницы прикрывают синюшные тени под глазами. Я убираю ему волосы со лба, и он открывает глаза.
- А-а, Солнышко…- и опять впадает в беспамятство, я чувствую как по моему лицу катятся слёзы, крупными каплями , размером с бусину они падают на простыню. С удивлением смотрю на расползающееся мокрое пятно, я ещё ни у кого не видел таких слёз.
Надо что-то делать, я уже не замечаю льющихся слёз, стараюсь сконцентрироваться на поиске термометра и лекарств. Дёргаю на себя шуфлятки прикроватной тумбочки, вытряхиваю содержимое, витамины, блистеры антидепрессантов, кондомы, кожаный браслет и всякие безделушки, и ничего похожего на жаропонижающее. Бегу в ванную, повторяю операцию, выуживаю на свет, задвинутую в дальний угол аптечку. Термометр под мышкой срабатывает моментально, цифры на дисплее термометра показывают запредельные сорок градусов. Боже, храни его. Пока бегу на кухню, набираю заветный номер спасательной службы. Воды, воды, воды… . Пока не приехали медики протираю ему лицо и руки.
В больницу. Ничего особенного, обыкновенная простуда на фоне стресса и общей усталости , пока беседовал с врачом, персонал провёл необходимые манипуляции. Мне разрешили остаться с ним, хотя предупредили, что будет спать всю ночь и возможно следующий день. Только оставшись вдвоём в палате, я почувствовал свинцовую тяжесть, ночь подходила к концу, за окном начинался новый летний день, а в моём сердце собирались тучи, грозящие пролиться осенним холодным дождём. Усталость, неудовлетворённость и опять усталость, нежелание думать и решать. Сидеть здесь, держать за руку, встретить его взгляд, когда откроет глаза, увидеть в них прощение, нет, меня не за что прощать. Мысли начинают возвращаться в голову. Почему один? Где твои хвалёные друзья? Где она, в конце концов? Опять вижу пропасть разделяющую нас, поднимаюсь, целую в лоб и ухожу.
Я возвращаюсь к нему в дом, чтобы протянуть время до самолёта, разобрать бардак, перестелить постель. Вот и всё. Я возвращаюсь домой, домой, где можно скрыться от всего мира, где никто не помешает выплеснуть чувство застаревшей обиды и боли. В последний раз оглядываю комнату, да, забыл, бегу в спальню к заветной тумбочке. Он был там, мой браслет. Забираю вещицу, выдыхаю и отправляюсь в аэропорт.
Дорога обратно как во сне, всё точно также и всё другое. В самолёте не могу сомкнуть глаз, всё время всплывает его лицо, со змейками прилипших волос на лбу, пересохшим ртом, трудным дыханием, зовущий меня, такой безобидный, незащищённый, вызывающий сочувствие и не имеющий возможности ранить.
Так, стянутый паутиной эмоций я возвращаюсь домой, в свой угол, свою пещеру, укрыться от всего мира, свернуться в кокон, только не чувствовать этой боли, этой разрывающей сердце мелодии нелюбви.
Я закрываю глаза, затыкаю уши, смыкаю губы, чтобы жуткая пустота, поселившаяся во мне, не вышла наружу. Хочу раствориться, стать тенью, взметнуться в космос, зажечься там новой звездой и погаснуть навсегда. Не быть... Никогда не быть, освободиться от этого невыносимого чувства ненужности.
Жалость к себе острыми когтями ранит сердце, изо рта вырывается то ли стон, то ли хрип, и уже невозможно остановить эти звуки, выходящие из меня, они кружат в тишине комнаты, отталкиваются от стен и гулким эхом отдаются в голове.
Вся тяжесть этих дней, недовольство собой, своей жизнью, всё сплелось сейчас и не даёт покоя. Бросаю взгляд на подсохшие эклеры, и рот опять кривится в гримасе плача, уже не останавливаюсь, рыдаю и наслаждаюсь потоком выходящих эмоций, обычно наглухо запечатанных в теле.
Так, потерявший последние силы, отдаюсь во власть спасительного сна, здесь нет проблем, здесь я опять любим.
Просыпаюсь от звонка в дверь, не хочется вставать, но посетитель настойчив. Медленно тащусь в ванную, умываю лицо, вид ужасный, припухшие глаза и рот, не хочу, чтоб кто-то видел меня таким. Чищу зубы, матерясь про себя на неурочного гостя. Репетирую улыбку, ну вот, можно в люди. Открываю дверь.
- Гейл?..- то ли произношу, то ли мяукаю, сам не слышу своего голоса. Он перешагивает порог, обнимает меня. Я цепляюсь руками за его грудь, чтоб не сползти на пол от удивления. Он поддерживает меня, а я совершенно не знаю, куда деть руки, пока он не забрасывает их к себе на плечи, как два старых резиновых шланга.
- Ты должен быть в больнице…
- Да, я знаю…
- Ты должен быть в больнице…
- Ты не рад?
- Ты болен…
- Да, тобою…
Он целует меня в висок, лоб, обхватывает мою голову руками. Теперь я знаю, куда деть свои руки, жмусь к нему всем телом. Он продолжает целовать моё лицо, а я старательно отвечаю на каждый поцелуй, вдыхаю его запах, трогаю кожу. Я совсем не понимаю, что происходит, сон это или реальность, но я наслаждаюсь каждой секундой. Его язык касается моих губ, и я с радостью впускаю его к себе в рот. Сладостное, незабываемое чувство, мир рассыпается осколками зеркального стёкла, я парю над ним, и сейчас мне совершенно всё равно, что на уме у этого парня, который с таким жаром поглощает мой рот.
Задыхаюсь, просыпаюсь весь в поту, нет, его нет, всё привиделось, приснилось, призрачные надежды изголодавшейся души. Тянусь всем телом до ломоты в суставах, встать, идти. Куда?
Лежать, не двигаться, не шевелиться, не дышать…Пробую не дышать… Взять и остановить дыхание, не дышать, пока в глазах не зарябит от недостатка кислорода, пока в ушах звонкими молоточками не застучит кровь, пока не вздуются и не лопнут венки на висках.
Не могу, организм даёт команду к вздоху.
Как это, когда тебя нет? Когда не чувствуешь тяжесть слоями скопившуюся на груди? Когда не надо думать, объяснять свои поступки? Когда не в тягость, не мешаешь? Когда не любишь? Когда прощён?
Освободиться от этой тяжести и освободить всех, развязать путы, связывающие нас и сбросить балласт, удерживающий меня на земле. Главное решиться.
Да, я хочу быть свободным, хочу быть лёгким, хочу летать, я не хочу чувствовать ,как кровь омывает моё больное сердце. Тьма становится манящей для меня, сулящей забвение и покой. Только не думать про него, такого далёкого и недоступного, любящего, но не той любовью. Не хочу быть здесь, в пустой холодной постели, с окоченевшими от холода конечностями, постепенно сходящий с ума. Уйти, тихо, спокойно, не заметно…
Встаю, иду в ванную, открываю воду.…Я знаю, что буду делать. Я уйду, и со мной уйдёт моя любовь, никому не нужная и такая бесполезная.
Раздеваюсь, сажусь в ванну, беру лезвие.
Мама, как больно… Я всегда боялся крови, закрываю глаза, чтобы не видеть, как из меня вытекает жизнь…
Я умер.
Я совсем не чувствую тело, только бесконечное свечение, выстланное дорожками бриллиантовых цепочек, пронизанное россыпью жемчужных нитей, закручивающих в пустоте свой танец. Красота и гармония и нежелание открывать глаза…, глаза….
Сквозь пустоту сознания приходит странная мысль, что я жив. Бледнеют и исчезают танцующие звёздочки в глазах, сквозь ресницы начинает проникать солнечный свет, в уши устремляется мелодия мягких шагов и неясных речей, я прихожу в себя. Первое, что я чувствую, боль в запястье правой руки, не сильная, терпимая, но такая раздражающая…. Я открываю глаза, белый потолок, белые стены. Больница. Я обнажён, боже, какой позор. Тянусь к тумбочке за водой, но в комнату входит сестра, мило улыбается, даёт воды, рассказывает, как я напугал домработницу, нашедшую меня дома, и что моё счастье, что эта женщина из России умеет оказывать первую помощь. Мне необходимо отблагодарить её, а ещё она щебетала про психолога, что в моём возрасте у многих молодых людей претензии к окружающему миру. Я слушал мелодию её речи, не особенно вникая в смысл, краем сознания понимая результат последствий и моё совершенное безразличие к этому, лишь где-то под коркой мозга точила разум так ещё и не оформившаяся мысль. Я хотел, чтобы девушка побыстрее заткнулась, но она никак не могла остановить поток своего словоблудия, пока я довольно резко не спросил, когда меня выпишут. Сразу же перейдя к делу, она напомнила, что выпишут хоть сейчас, если я не хочу остаться для наблюдения и, что мои родственники предупреждены, ну, или те люди, которым я делал последний звонок.
Гейл! Он знает?!
И мысль сразу же яркой молнией забилась в мозгу: « Для него, ради него, всё, жизнь, слёзы, счастье».
Почти сбегаю из больницы, голову кружит, тошнит, слабость и дрожание всего тела, но я спешу домой. Надо позвонить ему, сказать, что всё в порядке, ничего не случилось.
Опоздал, он уже у порога моего дома, нервно заглядывает мне в глаза, я вымученно улыбаюсь ему, пытаюсь сделать беззаботный вид. Он видит бинт на моей руке, бледнеет, хватает за здоровую руку и тащит домой. Выражение его лица пугает меня. Желваки, перекатывающиеся под покрасневшими скулами, потемневший взгляд, скривившийся в оскале рот. Меня ещё больше начинает колотить, страшнее смерти, только гнев Гейла. Я слышу, как скрежещут его зубы. Мы не ждём лифт, кажется, он боится остановиться, взлетаем на нужный этаж. Он разворачивает меня лицом к двери, подталкивая и вынуждая открыть дверь, я еле стою на ногах, но жар и рыки за моей спиной усиливают страх и придают силы к поиску спасительного укрытия.
Он вталкивает меня в дверь, и я ретируюсь в спасительную глубину комнаты.
- Ты чего? – спрашиваю, нервно улыбаясь.
- Что ты делал? – вопросом на вопрос отвечает он, а я наслаждаюсь хриплыми звуками любимого голоса, мысленно целуя каждую ноту, вылетающую из его горла.
- Ничего, - отвечаю дрожащими губами, занимая позицию за диваном.
- Отвечай мне, - угрожающе надвигается на меня, а я решаю, что больше его гнева я боюсь, что он оставит меня, уйдёт совсем, исчезнет из жизни и даже надежды не оставит вот так, хоть раз, близко, вдыхая любимый аромат, быть с ним. Делаю шаг навстречу, ноги, почти не держат, я опираюсь о поверхность дивана. Он зол, он даже опасен, его руки смыкаются на моей шее.
- Зачем, Ренди? – выдыхает он в мой приоткрытый рот.
- Мне больно, - пытаюсь избавиться от его смертельной хватки.
- Ты пытался покончить с собой, я лишь помогаю тебе, - сдавливает пальцы на кадыке, а я думаю, что из его рук принял бы и смерть. У меня на глазах выступают слёзы, он отстраняется, я заглядываю в его глаза и вижу в них боль и муку. Я не могу оторвать взгляда от его лица, а он наклоняется и слизывает солёную влагу с моих щёк. Его нежность ещё больше пугает меня, он разжимает руки и начинает перебирать пряди моих волос.
- Ты хотел оставить меня?
Отрицательно качаю головой, нет сил, выдавить из себя хоть один звук. Близость, терпкий запах духов, энергия, исходящая от него, всё это кружит голову с новой силой, комната начинает раскачиваться как маятник. У меня темнеет в глазах, из последних сил цепляюсь за Гейла, шепчу: «Мой...», и проваливаюсь в небытие
Я очнулся глубокой ночью, в своей постели. Рядом, повторяя контур моего тела, лежал Гейл. Я повернулся к нему лицом.
Его лицо, отражающее лунный свет, светилось в темноте. Густые ресницы были крепко сомкнуты, а изо рта доносился умилительный свист, я хихикнул, тыкаясь носом ему в грудь, одновременно целуя рубашку, в которой он спал.
- Ренди, не пялься на меня, - проговорил Гейл,- спи….И опять засвистел.
Это было то, о чём я мечтал тёмными зимними вечерами, летними короткими ночами, в осеннюю непогоду и весенний проливной дождь, проснуться с ним в одной постели, готовить вместе завтрак, читать одну газету, вырывая страницы, друг у друга.
Я потёрся щекой о его грудь, закинул руку на него, по-детски представляя как было бы, если…. Отгоняя назойливые мысли о завтрашнем дне, возможном тяжёлом разговоре и дурацком своём поступке.
Сейчас, находясь в исключительной близости от обожаемого мной объекта, я наслаждался каждым мгновением этой ночи. Я потянулся к нему, пробуя на вкус солоноватую кожу его ключиц. Осторожно, чтобы не разбудить, притронулся к шее, прокладывая вдоль дорожку влажных поцелуев. Моё тело, требовало ответных прикосновений, я стал потираться о Гейла, прикусывать мочку его уха. Моё дыхание сбилось, член эрегировал, от возбуждения и желания я начал постанывать. Я хотел, чтобы Гейл проснулся и боялся этого.
- Детка, ты застудишь мне ухо,- промурлыкал сосед, подтягивая меня к себе и перекладывая мою руку на свою возбуждённую мужественность.
Я с радостью почувствовал дрожание члена под рукой. Заглянув ему в глаза, увидел в потемневшем взгляде ожидание. Засунув руку ему в трусы, перебирая яички, поглаживая большим пальцем головку члена, я целовал его лицо. Гейл выгибался от моих ласк, а мне хотелось стать для него самой развратной женщиной. Отправляясь в путешествие по его груди, я пробовал на вкус каждый сантиметр его восхитительного тела. Он лишь тихо постанывал и поощрял меня, то поглаживая мою голову рукой, то подтягивая к себе для поцелуя, то отправляя обратно.
Его тело откликалось на мои ласки сокращением мышц. Целуя живот я спустился к самому паху. Он позволил мне удобнее устроиться между его ног, и я вдохнул мускусный аромат его интимности.
Пробуя языком его на вкус, слушая тихие стоны, я был на вершине счастья. Я не мог знать, позволит ли он когда-нибудь ещё прикоснуться к себе, но хотел, чтобы этот миг он запомнил навсегда.
Гейл походил сейчас на музыкальный инструмент, совершенно расслабленный от ласк, возбуждённый моим языком, он то натягивался как струна, то вибрировал, издавая звуки.
Я кончил первым, даже не трогая себя, как подросток, пересмотревший порно, Гейл кончал долго, обильно, выкрикивая моё имя, вплетая свои стоны в симфонию наших отношений.
1. Спасибо | 3 | (100%) | |
Всего: | 3 |
@темы: Ренди Харрисон, queer as folk, фанфик, RPS, Гейл Харольд, Близкие друзья, Gale Harold, Randy Harrison
- Зачем, Ренди? – выдыхает он в мой приоткрытый рот.
- Мне больно, - пытаюсь избавиться от его смертельной хватки. Ага. Первые шаги по выполнению собственной же заявки
Гейл выгибался от моих ласк, а мне хотелось стать для него самой развратной женщиной.
А вообще, сижу, слюни лью... Если шо... Мальчики, страдания, радости, потом кроватка... Эх.... Мечты...
*только не мучай их больше так, один чуть от температуры не загнулся, второй вены резать начал... Мну плакаит!
Напомнила мне анекдот:
Анекдот
В мае? Тогда понятно, вопросов не имею больше, а мысль буду развивать...
А интерпретация будет... Нэ знаю, когда, но будет))